«Революция уже произошла, мы просто этого не видим» 2часть

«Говорить, что у нас хорошая инженерная подготовка, просто стыдно»

Что можно сказать о нас? Мы можем многое взять из опыта царской России, но должны понимать, что Советский Союз ту систему образования развалил, уничтожил, «раскассировал» университеты как исследовательские центры на несколько «ПТУ». Например: выделил медицинский институт из факультета Томского университета, численность учащихся увеличил в 20 раз и по причине отсутствия преподавательских кадров снизил качество программ. Лет 20 назад я разговаривал с людьми, которые всё это помнили, и они говорили: ведь очевидно, что медицинский факультет в составе университета, где есть ещё и естественно-научный, это потенциал междисциплинарных исследований, например в области фармакологии, а медицинский институт, который клепает фельдшеров для армии, это не исследовательский центр, из него эта компонента вынута. С уровня ста лучших в мире учебных заведений Советский Союз скакнул до 600 плохих, это была политика ускоренной индустриализации: качество хуже, зато больше и быстрее. Сегодня мы за это платим. Кстати, когда в 2004 году я был советником [министра образования] Андрея Александровича Фурсенко и мы начали разбирать профессиональные стандарты, которые работали в вузах на тот момент, выяснилось, что ряд из них приняты в 1939 году и с тех пор не менялись. Можете себе представить? 

В общем и целом мы не отстаем и не опережаем. Мы позже начали, но японцы начали ещё позже. Сама вероятность того, что нам удастся вернуть в вуз исследовательский процесс, честно говоря, сомнительна. Но сейчас исследование не доминирующий вид деятельности, как это было во времена второй промышленной революции, это уходящий вид деятельности, число исследователей в мире будет сокращаться в том смысле, что будет происходить концентрация на направлениях, часть исследований уйдёт в Сеть, в big data, и целый ряд специализаций в исследовательской деятельности станет ненужным. Малые прорывные команды, сетевые структуры и совершенно другой принцип финансирования — вот как будет происходить в мире. Тогда зачем нужны исследовательские институты по 600-1000 человек, из которых три четверти занимаются не исследованиями, а обеспечением? Когда я командовал всем научно-техническим комплексом «Росатома», предложил одному хорошему директору института: выгони половину [сотрудников], они не нужны. Полгода прошло, год прошел — ничего не происходит. Наконец интересуюсь: в чём дело? Он объясняет: пойми, я здесь родился, вырос, я хожу по улицам, и со мной все здороваются, я не могу никого выгнать, я после этого в зеркало смотреть не смогу. Значит, пусть оно умрёт так, само… 

Непременное условие того, что вы действительно будете осуществлять исследовательскую деятельность, — это коалиция с промышленностью, а не фиктивно-демонстративная деятельность, которая называется «исследованием». Но, во-первых, работодатели сами не могут ответить на вопрос, что им нужно, они не знают, сколько бы их ни мучили, сколько бы совещаний с ними ни проводили. А те некоторые, несколько человек, которые точно знают, что им нужно, в наши вузы не придут, они люди здравомыслящие и не настолько наивные, чтобы ждать результата, это — во-вторых. 

Как-то спрашиваю одного ректора: что ты сделал за прошлый год? Он говорит: отремонтировал шесть аудиторий. Другой ректор рассказывал мне о стратегии развития своего института: переоборудовали три этажа в лингафонные кабинеты, увеличили штат преподавателей английского и перевели часть программы старших курсов на английский язык, потому что на русском таких программ нет, например нет программы управления производством. Я спрашиваю: и? — Всё… Дело даже не в том, что денег не хватает или что-то ещё, а в том, что условие деятельности превращается в объект и начинает господствовать над нами, заставляя концентрировать ресурсы и усилия только на этой стороне дела. Поэтому, когда я спрашиваю одного своего приятеля-олигарха: что ж ты, нехороший человек, не вкладываешься в Красноярске в федеральный университет? — он отвечает: я не делаю инъекций в протез. Не выдумывайте, что вы обслуживаете промышленность, не можете вы этого делать, неспособны.  

Форд, кстати, вообще придерживался очень жесткого мнения, он говорил: любой человек, не ушибленный в детстве кирпичом, научается работать на технологической цепочке за два-три дня, никакой предварительной подготовки не нужно; более того, высказывался Форд, мне все равно, откуда он — из Массачусетского технологического института или сбежал из Синг-Синга (тюрьма для особо опасных преступников в 50 км от Нью-Йорка — прим. ред.). Если речь о какой-то сложной деятельности, например проектировочной, то процесс займёт три недели, для этого, как я уже говорил, не нужно пять лет мурыжить студента, тратить деньги и время государства, работодателя, вуза и так далее. Могу сказать еще жёстче: Людвиг Кноп, в 1860-е годы создававший российскую текстильную промышленность, был очень недоволен результатами подготовки инженеров в Московском ремесленном училище, не брал выпускников оттуда для наладки оборудования, а привозил простых парней, мастеровых из Бирмингема, из Англии, говорил, что у русских очень много теории, но не хватает практических навыков, при этом они много о себе думают и выпендриваются.

Уверяю, что и сегодня, если вы поговорите с человеком, который нанимает людей к станку, он вам скажет, что предпочтёт выпускника WorldSkills выпускнику-инженеру. Более того, когда у нас появится миллион вакансий для рабочих высшей квалификации, прошедших соревнования WorldSkills, мы перестанем говорить, что у нас хорошая инженерная подготовка [в вузах], просто стыдно будет. Американский миллиардер Ричард Брэнсон вообще считает, что все ресурсы, которые тратятся на подготовку и образование кадров, надо выдавать в виде грантов на предпринимательскую деятельность; если грантополучатель создаст предприятие, то, всему, что нужно, он, в силу высокой мотивированности, научится сам, а не создаст — значит, ему этого и не нужно. Из 10% выйдет толк, а что, сейчас реально больше, если считать не на бумаге? 

Мы делаем вид, что учим их, они делают вид, что учатся. Это социальный компромисс, сложившийся еще с советских лет и входивший в целый пакет социального компромисса в разваливающемся Советском Союзе. Почему люди терпели нужду, маленькие зарплаты, строили то, что потом, оказалось, никому не нужно? Потому что «мой отец был крестьянином, я — профессиональный рабочий, а мой сын будет инженером». Это не просто социальный компромисс, а модель, которая сложилась к 1970-м годам и позволяла думать, что жизнь улучшается. Кстати, Хрущев (руководивший СССР до середины 1960-х годов — прим. ред.) выступал сильно против введения десятилетки. Ему докладывают: один богатый колхоз ввел 9-10-й классы. Он говорит: «А почему они решили, что, если у них есть деньги, они могут себе это позволить? Ведь мы вводим восьмилетку, понимая, что выпускники нужны для работы на сельских предприятиях, а что будут делать выпускники 10-летки? Уедут из колхоза?»

В мире с десяток учебных заведений, которые пытаются забежать вперёд. Но то, что у нас образование является центром роста, — эта гипотеза требует серьёзного обсуждения. Может оказаться, что нет, что развитие институциализировано в других формах и массовость образования — совсем не обязательное условие. (Так, англичане не лидировали в сфере образования и подготовки кадров, будучи лидерами первой промышленной революции, они развивали её совсем по другим принципам). Поэтому кафедру экономики, например в Тюмени, можно закрывать. Однажды я выступал там и спросил: сколько у вас в Тюмени лауреатов Нобелевской премии по экономике? Если ни одного, закройте эту кафедру, что вы дурите людей, себя, министерство. Если вы занимаетесь финансовыми, биржевыми инструментами, так и назовите свою кафедру, а если вы ничего не понимаете в экономике и у вас работают бывшие сотрудники кафедры марксизма-ленинизма, перекрасившиеся в маркетологов, то единственное, что вы будете делать, — создавать фиктивно-демонстративный продукт. Но если вы поймёте, в чем ваша компетенция, и разовьёте её, то, может быть, станете лидером в своей области знаний. 

Например, нам, возможно, удастся вернуть программирование, а вместе с ним — исследование, проектирование и инженерию, переделанные под ведущие технологии новой промышленной революции, — вот об этом надо подумать, здесь есть над чем поработать. Но даже если вы создадите «полуфабрикат» (а не человеческий капитал, как вы говорите), а он войдет в неэффективную систему разделения труда, ничего капитализировано не будет. Вы передали знания, а они не востребуются, нет таких рабочих мест. Если не создаётся 25 миллионов высококвалифицированных рабочих мест, то попытка подготовить кадры большей квалификации приводит только к оттоку людей из страны.

ИСТОЧНИК https://www.znak.com/2017-12-12/petr_chedrovickiy_pochemu_rossiyskaya_ekonomika_i_obrazovanie_ne_uspevayut_za_ostalnym_mirom

SM

Головной офис:

350001, г. Краснодар, ул. Комсомольская, 45

Наши контакты:

Тел.: (861) 2002-832
Факс: (861) 2002-831
E-mail: akosta@akosta.net