«У нас такого за всю историю не случалось» 2часть

Доверие – чрезвычайно важная вещь

– Как вы думаете, почему госбанки при всей серьезности своих позиций и явной неспособности «Мечела» обслуживать долг ничего не могут поделать с ситуацией?

– Почему ничего не могут? У кредиторов было предложение отстранить [владельца «Мечела» Игоря] Зюзина от управления компанией, были предложения конвертировать долг в акции. Я не могу говорить про остальных кредиторов. Могу говорить про Сбербанк. Пока долг обслуживался, мы соответствующие действия не предпринимали. Сейчас у нас наступили дефолты по определенным платежам, мы обращаемся в суды, требуем взыскания долга в полном объеме. Будем действовать с такой скоростью, с какой нам будет позволять юридическая ситуация. Параллельно мы пытаемся вести конструктивные переговоры. У нас нет цели кого-то банкротить, если нам будут предложены какие-то более или менее приемлемые условия реструктуризации, мы готовы будем на них пойти.

– Реструктуризации с этим же собственником?

– Мы сформулировали условия реструктуризации. В отношениях банка и клиента доверие – чрезвычайно важная вещь. Мы сказали, что текущей команде не доверяем.

– А каких условий добивается Сбербанк?

– Чтобы пулу кредиторов перешел контроль над компанией до момента, пока они [«Мечел»] не смогут обслуживать долг. У собственника в любой момент будет опцион обратного выкупа.

– Это затруднительно, тем более что у «Мечела» есть торгуемые акции.

– Мы готовы рассматривать контроль в ключевых дочерних активах «Мечела».

– А кто защищает Зюзина? Не дает кредиторам его «высадить» из «Мечела»?

– Я не знаю. По-моему, никто. В частности, у меня с правительством всегда идет речь о том, чтобы максимально мягким сделать режим по отношению к компании, но не к собственникам.

– Вы говорили, что у вас разработана матрица оценки клиентов по качеству менеджмента, исходя из которой у вас сформирован стоп-лист. А Зюзин есть в вашем стоп-листе?

– Я не хотел бы это комментировать. Можете сами догадаться.

– Был некий претендент на покупку «Мечела» у Зюзина. Известно ли, кто это был, и остается ли у этого инвестора интерес к «Мечелу»? Общался ли он с кредиторами?

– Какое-то количество обращений было.

– Кроме вас кто-то еще из кредиторов отказывался от условий «Мечела»? Была информация, что сначала на них согласился Газпромбанк, а сейчас и ВТБ тоже согласен.

– У меня информация, что и Газпромбанку, и ВТБ комфортно с предложенным Сбербанком видением реструктуризации.

– Газпромбанк не предлагал выкупить у вас долги «Мечела»?

– Если нам это предложат, мы рассмотрим.

– А вы Газпромбанку не предлагали выкупить у вас долги «Мечела»?

– Не могу выдать всю кухню, это некорректно. Я всегда говорю: самый плохой подарок – это болтливый банкир.

– После появления информации о возможной сделке «Сургутнефтегаза» и «Роснефти» вы пытались оценить, как быстро вы сможете вернуть «Сургутнефтегазу» средства, которые он держит на счетах Сбербанка – более чем на $10 млрд?

– Я вообще не хочу это комментировать. Насколько я знаю, это был большой фейк. И второе – у нас нет проблемы зависимости от одного вкладчика. От какого бы то ни было. Мы в состоянии возвращать депозиты любому клиенту – в декабре мы возвращали с такой скоростью и так непредвиденно, что с «Сургутнефтегазом» если возникнет ситуация, мы уж как-нибудь договоримся.

Ждали больше сбоев

– Как вы оцениваете старт Национальной системы платежных карт (НСПК) и свое сотрудничество с ней?

– Пока нормально.

– Даже учитывая сбои и двойное списание денег с карт?

– При запуске любой крупной системы есть отклонения, но мы ожидали, что сбоев будет больше. Пока команда НСПК работает нормально.

– Интересно ли Сбербанку поучаствовать в капитале НСПК? Через два года будет снят мораторий и можно будет поучаствовать в ее капитале.

– Правильно, чтобы НСПК не контролировалась ЦБ. Если мы хотим, чтобы эта система была более гибкой, она должна принадлежать участникам рынка. Но некорректно было бы комментировать предложение, которое пока не поступило.

– А зарабатывать на этом возможно?

– Когда будет экономическая модель, когда мы будем видеть какую-то экономику, тогда можно решать.

– Какова дальнейшая судьба универсальной электронной карты (УЭК) и менеджмента этого проекта?

– Он очень существенно трансформируется в силу того, что введена монополия на карточные продукты. Мы развиваем УЭК в несколько другую сторону, в том числе, я надеюсь, после перехода на электронные паспорта у УЭК будет новое будущее. В том числе как у региональной карты. В Московской области сейчас большой эксперимент, очень активно там разворачиваемся, в том числе как транспортная карта.

– Вы постоянно встречаетесь с председателем совета директоров Google Эриком Шмидтом, год назад говорили, что у вас будут совместные проекты и совместные сервисы. Получилось?

– Да, мы время от времени встречаемся. У нас есть и сейчас остаются некоторые планы, о которых я пока не готов говорить. Мы с удовольствием сотрудничаем с Google – это великая компания. Мы находимся в постоянном контакте с командой Google, которая занимается разработкой платформы Android, у наших клиентов 60% смартфонов на этой платформе, и постоянно работаем над безопасностью финансовых сервисов.

– Сбербанк – единственный в России банк, с которым Google работает напрямую?

– Сложно сказать. 12 мая мы встречались со Шмидтом, был большой семинар для клиентов Google в Европе – «Дух времени», там были другие российские компании. Было очень интересно.

Мы очень активно работаем и с «Яндексом», в адрес которого я готов произнести такие же слова. Для нас это честь – иметь таких партнеров.

Отток был беспрецедентный

– В декабре Сбербанк пережил беспрецедентную панику вкладчиков, ее вызвала массированная информационная атака – людям рассылались эсэмэски, на форумах писали, что у Сбербанка проблемы с выдачей депозитов. Вы обратились в правоохранительные органы, чтобы выяснить, кто был организатором атаки?

– Да.

– Удалось ли найти организаторов? Представители ЦБ на одной из конференций по безопасности официально заявляли, что атака проходила со стороны украинских участников соцсетей.

– Паники, к сожалению, не удалось избежать. Вы видели, что творилось. Но я могу лишь сказать: первое – атака была спровоцирована, в каждом регионе были отправлены сотни тысяч sms-сообщений, том числе большое количество рассылок делалось с зарубежных сайтов. Второе – расследование есть, в том числе и нашей службы безопасности. Я бы не хотел сейчас раскрывать результаты. Но у нас есть и конкретные сайты, и IP-адреса, с которых велись рассылки, и даже лица, которым принадлежат эти адреса. Не все они находятся в зоне досягаемости. Ни у кого нет сомнений, что это была хорошо спланированная провокация.

– Организатор – конкурирующая с вами организация?

– Кто организатор – это тема открытая. Можно сказать, что ты знаешь организатора, когда он пойман и его вина установлена. Потому что это уголовное преступление. У меня такой информации нет.

– С какой целью это делалось?

– У меня есть только версия. Я полагаю, что цель – дестабилизация крупнейшего банка в стране и финансовой ситуации в стране.

– В четверг 18 декабря 2014 г., когда началась атака, вкладчики забрали из Сбербанка 300 млрд руб. за день. Это так?

– Эта цифра неточная, но порядок примерно такой.

– Это очень явно показывает ваша отчетность – 600 млрд руб. вкладов было переоформлено после оттока.

– Комментировать я бы не хотел. Отток был беспрецедентный, у нас такого за всю историю не случалось.

– В 2014 г. банки де-факто потеряли почти 2 трлн руб., это те деньги, которые до банковской системы не дошли. Четверть этих денег могла уйти в зарубежные банки. Мы видели рекордный переток денег в Швейцарию в первом полугодии. Cколько потребуется времени, чтобы банк эти потери компенсировал? С чем связаны всплески переводов в Швейцарию?

– В Швейцарию уходят преимущественно предпринимательские доходы, поэтому и сезонность этого оттока специфическая: она связана с выплатой дивидендов в первом полугодии. Поэтому это не совсем отток вкладов из банковской системы. Мы видели в течение последнего года отток в целый ряд других юрисдикций. Долгий рассказ, но переток есть не только в Швейцарию, но и в страны Западной и даже Восточной Европы, страны Азии – Гонконг, Сингапур.

– Вы с чем связываете переток за рубеж?

– Риск.

– Чего боятся эти люди?

– В 2013 г. был отток очень крупных вкладов. В 2014 г. средний «чек» снизился – $50 000-100 000. Сначала отток затронул большие суммы — это те, кто увидел свои риски первыми. Потом средний класс. Они начали хеджировать риски — макроэкономические, политические. Сколько времени потребуется, чтобы восстановить это? Это вопрос восстановления инвестиционного климата. Если он будет восстанавливаться, деньги будут возвращаться в больших объемах.

Сейчас мы видим скорее обратную тенденцию. В апреле у нас приток порядка 350 млрд руб. без учета переоценки, причем значительная часть притока происходит в валюте, и этот приток явно не связан с конверсией рублевых депозитов. Наиболее вероятно, что происходит возврат денег в банковскую систему из сбережений в наличной валюте. Надо сказать, что в прошлом году большая часть оттока вкладов была не за границу, а в наличную валюту – в объеме порядка $20 млрд. Сейчас, когда наметилась тенденция быстрого падения ставок в валюте, а ситуация стабилизировалась, эти сбережения снова возвращаются в банки.

– Как сказывается на этом закон о деофшоризации?

– Это одна из причин оттока, конечно. Люди стали менять резидентство. Это, как говорят сейчас у нас, звонок клиенту: «Здравствуйте, вы где?» – «В 183-дневном объявленном парламентом отпуске». К сожалению, это присутствует.

– А вернутся средства, когда механизм заработает? Может ли поток средств развернуться обратно?

– Конечно, может. Если будут привлекательными условия амнистии и ведения бизнеса.

– О вкладчиках, которые в России остаются. Если будут введены ограничения на страховые выплаты, не отпугнет ли это последних? У нас есть очевидная проблема с качеством надзора: банки-пылесосы с треском грохаются вниз, а мы наказываем вкладчиков.

– Задача как раз и состоит в том, чтобы предостеречь вкладчиков от вложений в проблемные банки. Мы провели исследование реакции вкладчиков на возможные изменения системы страхования вкладов. Его результаты показывают, что вкладчики, намеренно вкладывающие деньги под максимальные проценты в рискованные банки, действительно, скорее будут вкладывать средства в недвижимость или иные активы, чем на вклады в более надежные банки.

Это неплохо. Если эти вклады в итоге будут инвестированы, например, в недвижимость, будет намного лучше, чем если они будут украдены нечистоплотными банкирами и выведены за границу, а убытки вкладчиков покроет АСВ.

Что сегодня происходит? Мы формируем свыше 40% страхового фонда, за счет этих средств выплачиваются страховки серийным, профессиональным вкладчикам. Сегодня тенденция очень неприятная, и она развивающаяся: появился класс вкладчиков, которые вкладывают как раз в падающие банки, когда ставки достигают потолка, то есть накануне банкротства банка. Таких вкладчиков 6%, но получают они 23% всех компенсаций.

– Вы думаете, что они специально это делают?

– Конечно же! Если я вам скажу, что мы видим целый класс таких людей.

– Откуда у вас информация?

– Мы выплачиваем эти вклады. И мы смотрим, кто эти люди. Оказалось, что это очень профессиональные люди и далеко не бедные. B 29 банках, вкладчикам которых мы выплачивали компенсации как банк-агент АСВ, было около 1000 вкладчиков, которые получили компенсации как минимум в пяти банках: в среднем по 2-3 млн руб. компенсаций АСВ всего за два года на выборке всего из 29 банков. А некоторые вкладчики отметились в десяти и более банках, получив от АСВ более чем по 6 млн руб.!

Очень часто возражения против изменений в системе страхования вкладов обосновывают словами о социальной справедливости. А справедливо ли, что вкладчик, по сути, за счет других вкладчиков получает миллионы рублей компенсации? Причем, учитывая суммы, это как раз не самые бедные, а, скорее, состоятельные вкладчики.

А все это накладывается на стоимость депозитов — мы недоплачиваем вкладчикам. У нас не облагаются взносами в АСВ сберегательные сертификаты, так по ним ставки выше. Мы отдаем не оплаченные в АСВ платежи обратно клиентам.

– Не вкладчики роняют банки.

– Мы подготовили анализ ситуации и предложения, которые состоят из как минимум трех пунктов. Но оставлять ситуацию так нельзя.

С точки зрения мер там есть перечень, и первое — нужно наказывать недобросовестных банкиров. Те, кто мошенничает, должны сидеть в тюрьме, а Банк России должен воспользоваться кризисом для ускоренной санации банковской системы. Если долго не реагировать на проблемные банки, они успеют набрать еще больше вкладов, навыдают себе кредитов. В итоге убытки вырастут, а за все придется расплачиваться АСВ.

– Но это не вопрос страхового покрытия.

– В наших предложениях написано не только про страховое покрытие, но прежде всего про санацию банковской системы и дифференциацию взносов в АСВ для рискованных банков. Дифференциация уже принята в изменениях к закону «О страховании вкладов», но дифференциация, установленная советом директоров АСВ с 1 июля 2015 г., — она никого не затрагивает: ставка взносов слишком мала, для самых рискованных банков она почти в 2,5 раза ниже, чем можно было бы установить, руководствуясь нормой закона.

Получается, что деньги собирают с ответственных вкладчиков, но потом выплачиваются одному проценту самых ловких. При этом эти вклады не идут на развитие экономики, на кредитование. Зарабатывают мошенники, которые собирают деньги по высоким ставкам, разворовывают все и уезжают за границу. И еще те, кто научился на этом играть. Вот и все. Мы просто на цифрах показали, что появился целый класс людей, который на этом зарабатывает.

– Страна вошла в стадию долгого, глубокого кризиса, что вы, руководитель крупнейшего банка, меняете, чтобы приспособиться к новым условиям?

– Декабрь нас протестировал по полной программе. Перегрузка у сотрудников была колоссальная в течение трех месяцев, но что радует – сбоев в обслуживании клиентов не произошло, наши системы и, главное, люди выдержали эту перегрузку, и, вероятно, это произошло в силу формирующейся новой внутренней культуры.

Мы стремимся урезать все расходы настолько быстро, насколько это возможно. Мы серьезно работали весь прошлый год и продолжаем работать в нынешнем над тем, чтобы слова о неизменности достижения целей стратегии не остались просто словами. Мощнейшими негативными факторами для нас стали санкции, события на Украине и макроэкономическая ситуация в России. Мы ищем новые бизнес-модели, рыночные ниши и резервы по существенному сокращению издержек и изменению системы управления.

– Недавно вы пообещали, что Сбербанк существенно сократит затраты и изменит структуру. Речь шла о смене модели продаж, структуры центрального аппарата и региональных подразделений. Можете рассказать подробнее?

– Сейчас новая система даже не в стадии проектирования, она тестируется. Мы пытаемся сократить количество слоев управления.

– То есть чем меньше линейных менеджеров, тем лучше?

– Чем меньше слоев управления, тем лучше. По мере нашей готовности происходит централизация различных функций. Один из примеров: бэк-офис в 2008 г. насчитывал 59 000 человек, сейчас – 17 000, а к 2018 г. будет 6000. В системе Сбербанка было 33 000 бухгалтеров, осталось 1600, а будет 600.

– Это значительные сокращения. Эти люди будут уходить из банка – или вы будете стараться их перевести в другие подразделения?

– Конечно, постараемся сохранить, это люди нашей корпоративной культуры, в которых мы очень много проинвестировали, тем более что объем операций банка за последние годы вырос в 6-7 раз. Да и операции в наших офисах продолжают расти, несмотря на то что каждый месяц к «Сбербанк-онлайн» подключается порядка миллиона новых пользователей (всего 22 млн клиентов), хотя кажется – куда уж больше?

– Каким будет итоговый масштаб сокращений? Как поменялась ваша система продаж?

– Мы пошли в проактивные продажи. Недавно в поликлинике наткнулся на наш банкомат, весь обклеенный объявлениями, брошюрами, и мне рассказали, что несколько раз в месяц приезжают сотрудники Сбербанка и рассказывают о продуктах. Раньше этого нельзя было представить. Что могла продать девочка, к которой стояла большая очередь в окошко?!

Изменились и клиенты – в день через наши офисы проходит около 5 млн человек. В основном это люди в возрасте, и если раньше их нужно было, условно говоря, «толкать» к консультанту, то теперь они охотнее принимают помощь и многим интересуются сами. Порядка 70% операций по картам, которые на руках у пенсионеров, – не только снятие наличных, как было раньше, а масса других операций.

– Вы хотите сказать, что вы поменяли парадигму потребительского потребления?

– Банки, и мы в том числе. Потому что через нас половина населения проходит, и многие стали понимать, что картой расплачиваться выгоднее. Мы больше внимания уделяем и тому, насколько удовлетворены наши сотрудники в банке. Неудовлетворенный сотрудник не может оказать качественную услугу нашему клиенту.

– Каким образом?

– Например, сокращаем переработки. Закрытие операционного дня, которое еще недавно длилось полтора часа, то есть люди после закрытия офиса не могут сразу уйти домой, сейчас отнимает 30 минут, а вскоре будет отнимать не более 15 минут. Мы делаем качественный скачок и с точки зрения технологий, и с точки зрения процессов. Каждый год исследуем вовлеченность людей и исправляем то, что мешает им получать большее удовлетворение от работы.

– Сколько вы сможете сэкономить на новой структуре? Миллиарды рублей?

– Да, многие миллиарды, точную сумму пока анонсировать не буду – еще перепроверяем расчеты.

 

ИСТОЧНИК  https://www.vedomosti.ru